Луна и Больной

чтобы оправдаться в собственных глазах, мы нередко убеждаем себя, что не в силах достичь цели; на самом же деле мы не бессильны, а безвольны. Франсуа де Ларошфуко

Город раскачивается перед глазами. Невысокие хмурые сталинки нацеливают свои прожекторы на прохожих и внимательно изучают их в оранжевом свете. Тени разбегаются от них, и брызги света рассыпаются в лужах под колесами последнего полупустого трамвая. Дома выбегают из-за поворотов и прячутся, быстрее, чем я успеваю заглянуть в их тусклые окна. Дождь смешивает их лица в одно бесконечное мерцающее пятно, которое совершенно не имеет смысла в череде постоянно сменяющихся красок. Электрические искры стекают с проводов и капают на асфальт, растворяются в желтых, красных и зеленых разводах.
Луна выглядывает из оборванных облаков и беззвучно впивается в меня своим ледяным прозрачным светом. Она одна не растворена в чистых скупых каплях ноября. Как осколок чего-то настоящего, случайно просочившийся в слишком затянувшийся неправдоподобный сон.
Трамвай несет меня на окраину города, быстро, бесшумно, но мне кажется, что каждое мгновение, которое так быстро проносится мимо каждого прохожего, задерживается возле меня на секунду дольше, растягивается, проходит сквозь мои легкие и вырывается из меня с двойной скоростью. Каждый вдох времени дается мне с трудом — хочется выкашлять его, выпустить из себя и наконец-то спокойно закрыть глаза.
Беспокойный пустой трамвай довозит меня до конечной и торопливо выпроваживает в темноту парка. Затем лениво разворачивается и устраивается поудобнее на запасной линии. Его внутренний свет выключается. Он превращается в еще одну пустую черную тень. Темнота парка окутывает меня.
Ноги не слушаются, щеки горят, и плечи неприятно ломит. Я нащупываю дорогу ногами по привычке, но что-то настораживает — странное ощущение, будто кто-то преследует меня. Словно чья-то ледяная рука легла мне на спину и впитывает жар моего тела. Я оглядываюсь, но парк по-прежнему тих и пуст. Тени деревьев на сломанных скамейках, путающиеся дорожки, листья, смешанные с водой и тишиной, пустые склянки фонарей на длинных вытянутых шеях. Я знаю, что здесь нет никого. Только в черных ивовых плетках застряла луна и следит за каждым моим шагом в кленовой шелухе.
Мы встречаемся взглядами и меня начинает расшатывать. Парк начинает уплывать. Сначала отделяется от темноты трамвайное депо, затем по одному удаляются деревья и скамейки. Я хватаю руками осину, чтобы удержаться в темноте. Но пальцы хватают пустоту. Я теряю опору и падаю в запах пряных сырых листьев. Он впитывается в мои пальцы, в мои волосы и в мою кожу, вливается холодным воздухом и хватает за горло острыми цепкими коготками. Надо мной остается только гибкая паутина тонких прутьев, опутывающая луну.
Она беспомощно висит над моей головой, так низко, что я могла бы достать ее рукой, если могла встать. Ее немой бесчувственный взгляд зовет меня. Мои глаза жадно всматриваются в нее. Белый чистый шар в черной паутине. Это все, что оставила мне ночь. Осень пропитывает одежду и растворяется в клетках. Холод перемешивается с жаром, земля подо мной дрожит и подбрасывает тело.
Мне хочется домой. Мне хочется тепла, хочется желтого теплого света электрических лампочек и мягкости шерстяного пледа. Но темнота сомкнулась так плотно, что уже кажется, будто нет больше дома. И никогда не было. И даже если я найду в себе силы встать, то идти уже будет некуда. Для меня в этом мире осталась только ледяная луна, голос которой я слышу в голове, и свет ее пульсирует в моем сердце.
Моя не загаданная мечта, непроизнесенное слово. Невыраженное, похороненное заживо чувство. Оно было таким сильным, что однажды отделилось от моего сознания и превратилось в совершенный осколок холодного камня, наделенный способностью понимать, но не любить. Может быть, именно потому, что ты — часть моего сердца, мы сейчас разговариваем без слов в наэлектризованной осенней пустоте.
В спину впитывается могильный холод земли. Внутренний жар начинает медленно скручивать кости и давить на виски. В горле перекатываются колючие шарики. Но не от этого мне больно. От бледного невыразительного света в глаза хочется плакать.
Я пытаюсь поднять голову, но волосы словно вросли в листья. Мысли делаются очень тяжелыми, мир опять начинает кружиться, и земля снова притягивает меня к себе, наливает руки и ноги свинцом. Я бы хотела заснуть. Здесь же. Желание слишком сильное, чтобы пытаться подниматься или звать на помощь. Но шар в черных путах. Он не дает покоя. Он все, что есть у меня в темноте, в этом огромном застывшем ненастоящем городе, в этом падающем в пропасть искусственном мире.
Пальцы впиваются в расползающуюся скользкую массу листвы, руки поднимают тело над землей. Колени неохотно сгибаются и упираются в глину. Хватаю воздух ртом и растраченное попусту время вырывается из меня с кашлем. Но руки находят опору, и я подтягиваюсь к небу по стволу ивы. Дрожащие руки раздвигают ветки и освобождают холодный шар. Ничего не меняется. Ничего не происходит. Только свет становится более чистым. Обеими руками я аккуратно вынимаю его из веток и прижимаю к груди. Луна растворяется на ладонях, и остатки ее света впитываются в мою кожу.
Боль проходит. Мир возвращается на свое место. Больше я никогда не отпущу твой свет из своих рук.